Оперативный работник во время обыска и изъятия запрещённых предметов
в помещениях училища колонии, 2012 год.

В воздухе пахнет весной, по разбитой дороге хрустальным перезвоном поют ручьи, в поле весело блестит на ярком солнышке перьями стая грачей. В народе эту дорогу величают именем «Свободы». Через несколько минут, ровно в 8-00 по ней пойдут-побегут-полетят как на крыльях домой, дыша пьянящим степным донским ветром бывшие осужденные, выпущенные на свободу из колонии строго режима. Не всех их ждут родные дома, от одних отказались, а у других и дома нет вообще – пристанищами до зимы им станут канализации, подвалы и чердаки. Третьих с шампанским или пивом встречают «братки». Все они скоро вернутся назад в очередную свою «командировку».
Но некоторых встречают на выходе жена с детьми или старушка-мать. Эти «некоторые» ощущали себя в колонии случайными гостями и теперь готовы вцепиться в жизнь зубами, пытаясь наверстать безвозвратно и бесцельно прожитые годы, стремясь изо всех сил вернуть себе возможность стать обычными людьми способными на счастье.
Именно ради последних, пока не пробили эти заветные 8-00, в колонию по разбитой дороге спешим мы – «учителя». На входе у нас заберут паспорта, сделают досмотр и сопроводят на наше рабочее место внутри колонии – в наше училище.

Я обычный преподаватель и мастер производственного обучения, один из такой же тысячи педагогов в Украине, работающих в необычных училищах при исправительных учреждениях. Веду группу «Операторов компьютерной вёрстки».

Кто мои ученики? В зоне это «работяги». Большинство из них в первую смену обучаются у нас рабочим профессиям – на каменщиков, поваров и пекарей, бетонщиков, электросварщиков, стропальщиков, токарей и фрезеровщиков, верстальщиков, а во вторую смену работают на производстве. Средний возраст – двадцать четыре года, за плечами не первый срок, не законченные школы, брошенные ПТУ. Набор в группы строго добровольный, на многие профессии – конкурс. На верстальщиков, например, конкурс - два человека на место.

Вот щуплый Дедушкин – на нём держится целый цех где он, работая оператором станка с ЧПУ, производит конечную технологическую операцию с продукцией. Ему, с его неполными восьмью классами, разобраться в принципе работы станка жизненно необходимо – станок требует постоянной наладки, а наладчиков нет, нет даже инструкции.
А вот Одарченко – душа группы, «ширпотребщик» по изготовлению нард и шахмат, ларцов и саквояжей. Он художник, по ночам мастерски выжигает и режет по дереву - днём учится. Первым выполнит любой сложности задание и начинает помогать другим. Смотришь на его точные быстрые выверенные, безошибочные движения и ловишь себя на мысли, что человек то имеет множество талантов. И не дай бог попасть такому талантливому вору на его пути где-то на свободе. Останется ли он вором или откроет собственную художественную мастерскую?
Вот старательно набирает текст Лебедев – молодой парень, пришедший в зону из колонии для несовершеннолетних. Обычной школы у него не было как таковой, в собственном отчестве Лебедев делал две ошибки. Однако, это уже в прошлом. Теперь он по ночам штудирует учебник русского языка, благо, что работа ночного дневального в жилом отряде это делать позволяет.
Рядом Степашин – бывший неудачный фальшивомонетчик. В ночную смену работает обрубщиком металла, руки отбиты на отбойном молотке, тактильные ощущения отсутствуют. Сегодня он для младшей своей дочурки верстает книжку-сказку. А для «завтра» есть у Степашина мечта - открыть салон по татуажу и быть в нём дизайнером.
Напротив меня сидит за компьютером молодой крымский татарин Али и верстает сборник мусульманских проповедей. В колонии он исламский проповедник, у него три десятка прихожан и мечта совершить хадж. На переменах у нас философские дискуссии о добре и зле, о скрижалях судьбы и свободе выбора…

Отзвенят звонки. С каким мироощущением наши выпускники выйдут на вольный донской ветер. Смогут ли они уцепиться на свободе за жизнь, найти работу, завести семьи, материально обеспечить собственных детей - во многом зависит от нас, их, порою первых в жизни, настоящих учителей.

В колонии строго режима много ограничений, очень много «не положено». В том числе «не положены» простые человеческие отношения. Но веру в то, что в каждом человеке, даже в осужденном, есть «своя искра божья» - запретить невозможно.