Анастасия Нарышкина

Социально обеспокоенная часть общества усиленно ищет зачатки гражданского общества в надежде, что у страны появится шанс выползти из болота. Кто-то радуется появлению волонтеров, которые тушат пожары, собирают деньги больным и т. д., кто-то усматривает ростки будущего в деятельности протестующих против разных безобразий вроде вырубки Химкинского леса или хамской езды с «мигалками», кто-то ждет точечных народных выступлений против, допустим, роста цен на услуги ЖКХ. Обоснованны ли надежды на перемены или же эти небольшие протестные движения – лишь вишенка на торте, вкус которого определяют совсем другие ингредиенты?

«Я думаю, что нас ожидает примерно то, в чем мы сейчас сидим, – сказал Борис Дубин, социолог из «Левада-центра», в своем выступлении на «круглом столе», прошедшем 21 июня в Высшей школе экономики. – Ни о какой готовности к переменам в российском обществе я бы не стал говорить, я этого не вижу».

Выступление его было посвящено «тому, в чем мы сейчас сидим», а именно итогам нулевых. Итоги эти, как рассказал Дубин, следующие.

Россия нулевых – это фрагментированный и слабо объединенный какими-либо связями социум. Примерно 75-80% граждан в своих коммуникациях ограничиваются родственниками, доверяют только им и считают, что все остальное – это не их дело. Это самое «все остальное» граждане отдали на откуп грязным, продажным и корыстным «им» – граждане очень четко делят страну на «мы» и «они». «Они» – это все, кто не «мы».

Львиная доля населения, за исключением 10-15%, ориентирована на адаптацию практически любой ценой, говорит Дубин, причем на адаптацию, которую социологи называют понижающей: когда люди каждый день предъявляют к жизни и к себе самим все более низкие требования.

Самого себя россиянин нулевых видит маленьким человеком, эдаким Акакием Акакиевичем, от которого ничего не зависит. В случае опасности наш человек прикидывается несъедобным: дескать, я такой маленький и такой бедный, что взять с меня совершенно нечего; это стратегия ускользания от жизни.

При этом в голове у россиянина нулевых сидит миф о героических, возвышающих, великих испытаниях, через которые прошла или проходит страна, каковую 60-65% считают великой державой.

Еще одна примета нулевых – расползание насилия. Если раньше право на легитимное насилие принадлежало государству, то сейчас это право принадлежит всем. «Насилие – это язык, на котором говорят россияне, – объясняет Дубин. – На чем держится насилие? На том, что индивида и его приватности не существует. Насилие – это ценностная дисквалификация другого: он не такой же, как ты. Раз так, можно ему и в ухо. Все мы спустимся сейчас в метро; часто ли там извиняются, толкнув? Никогда в жизни. Извиняющийся человек показывает свою слабость. Никогда не показывайте свою слабость!»

На языке насилия говорит и улица, и власть. «Акты, подобные делу ЮКОСа, пронизывают все десятилетие», – говорит Дубин, а затем напоминает о нескольких войнах, которые Россия вела в эти годы. Получается, что и внутренняя, и внешняя политика были пронизаны насилием. В последнее время агрессивность в низах растет, общество взрывается по любому поводу, прежде всего на границе «мы» и «они»: все, кто не «мы», для «нас» недостаточно хороши, отсюда ксенофобские настроения и прочие проявления нетерпимости к другим.

Россиянин нулевых живет в состоянии неопределенности, он не строит далекоидущих планов: максимальный срок – пара лет, но это бывает редко. Чаще планируют на несколько дней вперед. «Неопределенность, – поясняет Дубин, – это не переход к чему-то новому, это такой способ существования». В последний год нарастает неопределенность и в верхах: происходят какие-то движения, которые не подкрепляются действием, выдвигаются то одни инициативы, то другие, они противоречат друг другу, и назавтра о них забывают.

В этой ситуации значительная часть населения мечтает об отъезде. В мае «Левада-центр» провел опрос среди молодых (до 35 лет) и обеспеченных (с доходом от двух тысяч евро на человека) жителей Москвы, Петербурга и еще 12 других крупнейших городов России. Из них 28% желают уехать навсегда, правда, какие-то усилия к этому прикладывает только десятая часть этих желающих. В целом же среди населения таких мечтателей 20-22%, причем особенно много их среди предпринимателей и учащейся молодежи.

Почему все в стране складывается именно так? Дубин вспоминает покойного Юрия Леваду, который еще в 1996-м году писал про то, что не происходит ни революции, ни реформ. Так и есть: нет ни новых лидеров, ни новых элит, ни новых институтов, способных ограничивать произвол власти. Да, есть реформы, но они, считает Дубин, носят декоративный характер. А что же население? А ничего. И Дубин вспоминает недавнее выступление одного «очень хорошего оркестрика»: на некоем мероприятии в его исполнении звучала песня Цоя «Мы ждем перемен», но только без слов. «Все все поняли, пожали плечами и пошли к накрытым столам».
Источник